Френсис Фукуяма в начале 1990-ых определил наступление «конца истории», заключавшегося в окончательной победе либерального мироустройства. Тезис о том, что этот конец не состоялся, давно стал расхожим. Другим представлением, близким по духу и, благодаря многочисленным визионерам, широко распространённым, является установка на «сингулярность» — взрывной (по историческим меркам) качественный переход глобального общества в иное состояние. При этом, в широком консенсусе относительно неизбежности этого эсхатологического перехода не присутствует однозначность по части характеристик нового мира: возврат в тёмный и железный век мародёров, выживающих после ядерной войны, конкурирует со светлым гиперобществом нового всемирного социализма и серым технофашизмом посткапиталистических элит.

Этот консенсус во многом являет собой извечную вариацию на тему конца мира, начиная с красочных откровений Иоанна Богослова. Само наличие этих текстов говорит о том, что наше предчувствие конца истории живуче, возбуждает воображение, и даже необходимо, как часть понимания мира и существования в мире.

В отличии от многих культур, живущих в цикличном бесконечном времени, нам нужна цель. The end*. Это требование неизменно, как смерть. The end**.

И нам нужна жизнь после смерти, и сверхцель после цели. Обязательно.

Являясь визионером из этой когорты и находясь в консенсусе Великого Перехода со своим вариантом разрешения неопределённости относительно его последствий, я прочитал тысячи и написал сотни строк по этому поводу. Они — нерелигиозны и малоидеологичны; они технологичны, социоэволюционны и психотрансгрессивны.

Конструируя каждую содержательную реплику на эту тему, мне приходится стартовать с этого незыблемого основания, опирая на него всё остальное. При этом, текст по инерции начинается с аргументации, почему тезис о конце времён вообще релевантен. Многие высказывания иных авторов, также следуют такой разгонной схеме: «всё изменится, поэтому…». Они не всегда предельно общи, но и в своей специфике («капитализм больше нежизнеспособен», «это государство не может больше существовать», «нужна фундаментальная теория», «подрывные технологии перевернут общество» «мировая экономика на пороге коллапса», «нужен новый мировой порядок», «сатана тут правит бал» и пр.) аргументированно обобщаются за свои тематические рамки за один-два шага, без особых натяжек.

Такая текстовка уже стала избыточной: просто надоело писать, каждый раз растрачивая время и интеллектуальное усилие не повторение. Пора ввести простую синтаксическую позицию, которая бы, экономя на усилии пишущего и читающего, однозначно устанавливала бы это основание: «мы все знаем, что всё изменится, поэтому…»

С тем, кто не знает, что всё изменится, должен быть какой-то другой разговор, в другом месте, в ином времени и [без]действующих лицах. Это счастливые вневременные люди.

«Мир изменился. Я чувствую это в воде, чувствую в земле, ощущаю в воздухе. Многое из того, что было, ушло, и не осталось тех, кто помнит об этом.» — произносит Галадриэль из толкинского «Властелина Колец». Эта формула не подходит.

Мир не просто изменился, он должен измениться. Более того — мы должны его изменить. Не просто пережить конец старого времени, а начать новое время, после конца и смерти. Кто такие эти «мы» и как «изменить» — не понятно. Выяснить это — часть задачи, которую нельзя изъять из тела и намерения изменения. Кто-то будет двигателем, кто-то пассажиром, но проехаться по весёлым горкам будущего придётся всем.

Я буду использовать эпиграф «в силу известной практической необходимости«, как эвфемичный магический пасс для призвания в мозг и текст духа необходимого стратегического действия и обоснования всего сотрясения устоев.

* англ. end — цель
** англ. end — конец

«>