Архитектуры когнитивной войны

 

1 Войны давно превратились в соревнование технологий.
2 Победоносная технологичность при этом относится не только к вооружению, но и к организации боя, стратегии, военной логистике, организации войск и тыла, пропагандистской работе. Технологичность многомерна.
3 Потому, термин «когнитивная война» без учёта роли технологий имеет ещё меньше смысла, чем современное оружие, военная связь или разведка.
4 Технологии сами по себе бесполезны без дисциплины и организованной практики их использования. Организованное применение технологий для целенаправленного изменения мира — это инженерия. Когнитивная война, если мы собираемся рассматривать её в технологическом ракурсе, должна рассматриваться не просто как особая битва идеологических богатырей, а как область организованной разработки и применения когнитивных технологий — как военная когнитивная инженерия.
5 Термин «архитектура» нередко всплывает в политико-философском или геополитическом дискурсе, но также нередко его использование выглядит как стилистическое украшение. Архитектура в инженерном смысле — это дисциплина, практика или артефакт, снижающий сложность знания об объекте, находящимся в фокусе конструирования или управления. Смысл существования инженерных архитектурных представлений — не в занятии места в дискурсе или в стилистическом эффекте, а в целенаправленной поддержке сложной инженерной деятельности с помощью моделей объектов и действий над ними.
6 Архитектура когнитивной войны — группа связных знаниевых представлений, отражающая состав и структуру среды конфликта, целей, акторов, средств, инструментов, методов и пр. в виде, который позволяет деятельной группе эффективно выполнять и масштабировать практики когнитивного противостояния самих по себе и в объемлющей структуре.
7 Вести войну без таких представлений возможно. Но масштабирование практик в любом из измерений (организационное, технологическое, временное и пр.) без них приведёт к блокирующему росту сложности, затрат, потерь управления.
8 Данная статья делает несколько приближений в направлении таких артефактов.
9

Об определении основного понятия

10 «Определение — это гробик для умершей мысли» (Г.П. Щедровицкий)
Настаивать в рассуждениях на «истинности» неких определений малополезно по многим причинам, однако характер изложения требует уточнить смысловые рамки и связи понятий, как минимум в качестве предложения.
11 «Cogito» из предиката «когнитивный» часто переводят или ассоциируют с мышлением или сознанием. При всей кажущейся бытовой очевидности, попытки введения понятия «сознания» в технологическую сферу, с назначением ей объективного, инженерно-доступного денотата, слишком часто приводят не более чем к производству философской руды в промышленных масштабах.
12 Выбор если не определений, то опорных аттракторов в семантическом поле, однако, важен. Такой выбор может определять многое в архитектуре дальнейшего понимания и действования. Исторические казусы противостояния номинализма и реализма; споры о первичности бытия против первичности сознания, корпускулярно-волновой дуализм электрона — каждый из этих вариантов знания или отношения к знанию определял пути и особенности развития сообществ с исторически прослеживаемой динамикой.
13 Выбор подхода к cogito в когнитивной войне, несомненно, имеет существенное влияние на организацию мышления и деятельности, так как определяет их архитектуру, и потому требует, как минимум, осознанности.
14 Это выбор устойчивой и разделяемой в сообществе формы внимания к объекту и к деятельности по его инженерному изменению.
15 Кевин Келли в своих работах («The virtual weapon and international order», 2017) предлагает несколько неуклюжий, семантически разделённый метоним, где этот объект — «вся информация, доступная человеческому мозгу». Дин Хартли в «Cognitive Superiority» (2021) определяет объект в фокусе конфронтации как «цель — человек, как био-психо-социо-техно-информационное существо».

 

16

Западный мейнстрим vs русская специфика

17 Западные подходы к когнитивной войне также опираются на некоторую нормативную, пусть и нечётко определённую модель cogito. Западный академический мейнстрим — аналитическая философия, имеет своё ядро, где, например, присутствует отношение к знанию, как к «обоснованной истинной вере» (justified true belief) со спектром интерпретаций и возражений (натурализм, экстернализм, релиабилизм, реализм, прагматизм и пр.).
18 Это философское или эпистемологическое ядро, стиль мышления и академическое требование, представляет теоретическое основание для всей массы инженерных и военных исследований и разработок, имеет институциональные и культурные следствия. Это мощное основание, но оно же является и архитектурным ограничением.
19 Существует обоснованное утверждение, что аналитическая философия может существовать только на английском языке, а сам подход рождён и специализирован под нужды англо-американской культуры. Атлантическая глобализация навязывает этот стиль в своих культурных колониях, унифицируя местные протоколы и представления, оставляя «контрольный пакет» в метрополии.
20 Попытки копировать этот стиль и некритично переиспользовать подходы оставляют нас в вечной позиции догоняющих, в роли плагиаторов. Отдельная проблема — сопротивление нашей социокультурной среды данным подходам, что во многих случаях обваливает эффективность.
21 Например, замечено, что явно или неявно, но многие западные теории и разработки основываются на представлениях о бесконечности или доступности/дешевизне ресурса. Машина Тьюринга работает на бесконечной ленте, ресурс для менеджера — то, что всегда можно купить на разнообразном рынке, а деньги — всегда взять под процент в банке. Спрос обеспечивается предложением. Вопрос только в стоимости. Это имеет важные следствия для организации знания и всего спектра практик.
22 История выживания народов на суровой Русской равнине имеет существенные отличия от жизни и становления народов тёплого моря, потому диссонирует с таким представлением на уровне глубинных инстинктов. Для нас любой ресурс имеет иной статус доступности. За спрос бьют в нос. Мы всегда внутренне тяготеем к стилю жёсткой экономии во всём, от продовольствия до коммуникативных транзакций. Эти особенности нужно осознанно учитывать, в том числе или в первую очередь и на уровне архитектур.
23 Западные наработки необходимо серьёзнейшим образом изучать. Чтобы переиспользовать как компоненты в своей архитектуре, чтобы понимать особенности и уязвимости их архитектур. К изобретению необходимых велосипедов следует подходить с той же экономичностью и осторожностью.
24 Существует несколько вульгарный подход к заимствованию идей, когда западные конструкты приземляются на местную почву посредством только перевода и/или замены терминов, что предполагается достаточным. В контексте когнитивной войны это скорее лингвистическое маскирование объекта при сохранении его схемы.
25 Другой вариант — использование неких архаичных местных конструкций в надежде, что магия древности каким-то чудесным образом сработает. При всей возможной небесполезности подобных изысканий в области базальных схем языка, чаще всего они оставляют впечатление курьёза не в последнюю очередь из-за слабой технологичности.
26 Русский язык наполнен заимствованными словами потому, что делает это с лёгкостью. Главная его сильная сторона — морфологический и коммуникативно-семантический протокол, позволяющий встраивать и с пользой перерабатывать объекты — слова и понятия из иных языков. Что и продолжается все тысячи лет его истории. Частные случаи перенасыщения вида «брифинга по неймингу в коворкинге» могут выглядеть отталкивающе в моменте, но неистовая борьба с заимствованиями представляется скорее вредной стратегически.
27

Кинетический vs когнитивный

28 В милитаристских штудиях часто используют термин «кинетический», для обозначения аспекта противостояния, связанного с поражением физическими средствами физических объектов — биологических тел, техники, вооружений, сооружений, инфраструктуры.
29 Кинетическая энергия, коей обладает массивный объект в движении, давно не единственная используемая разрушительная энергия. Тепловые, электромагнитные, химические и бактериологические воздействия широкого спектра наличных у человечества боеприпасов, строго говоря, выпадают из категории, но до появления лучшего зонтичного термина, имеет смысл использовать «кинетический» именно в обозначенном выше виде. Этот военный аспект и хорошо проработан, и хорошо изучен.
30 В кинетической войне человек и сообщества представляются как физический или биологический, размещённый в четырёхмерном пространстве (3+время) объект.
31 Воздействия некинетического характера, т.е. плохо сводимые к физическим процессам, не являются чем-то исключительно современным. Они появились вместе со способностью бабуина угрожающе рычать, демонстрируя клыки противнику. Очевидно, что в случае успеха, такое некинетическое, без использования когтей и клыков, воздействие также могло приводить к решению той задачи, которая стояла перед особью в конфликте. Потому момент этого важного эволюционного события можно считать началом «психологических» или «когнитивных» операций в живой природе.
32 Может для кого-то звучать натянуто, но это вариант семантического компромисса.
33 Вариации на тему разработки и использования «некинетических» воздействий породило огромное количество практик, инструментов и концепций, от вполне древних, вроде проповеди и миссионерства, модерновых — «пропаганда», до современных определений консциентальной, ментальной, психологической, организационной, информационной, сетецентричной, также зонтичных «гибридной войны», 4GW и «мультидоменной операции». Можно анализировать уровнь общности, релевантность и проработанность концепций, но так или иначе, для качественной практически-ориентированный коммуникации необходимо и собрать хорошее обобщение, и выбрать для него желательно один достаточно удобный термин.
34 В качестве термина прилагательное «когнитивный» в синтаксических связках с существительными вида война/ конфликт/ противостояние, и в семантическом противопоставлении «кинетическому» в вышеобозначенном смысле и пр. представляется удобным. А простая, пусть и не идеальная дихотомия «кинетический — когнитивный» переводит множество старых проблем в операционализируемое русло технологичного конфликта.
35 В когнитивной войне человек и сообщество представляются как психический, чувствующий, мыслящий и агент, размещённый в пространстве социокультурных взаимодействий.
36

Цель: воздействие на принятие решений

37 Опустив более развёрнутую аргументацию, можно констатировать следующее.
38 И древний рык бабуина, и современные психологические операции, ставят задачу изменить или определить поведение объекта воздействия — индивида, группы, сложного социума.
39 Необходимое поведение не всегда сводится к мгновенным и локальным реакциям, но может быть распределено в ситуативном пространстве. Известные «окна Овертона» — это постепенное, малозаметное в моменте, но существенное в сумме смещение форм интерпретаций и реакций общества на некий феномен с помощью медийных воздействий в «гомеопатических» дозах.
40 Кинетический аспект обеспечивает физическую невозможность совершить действие или осуществлять некое поведение через уничтожение нужных для его выполнения ресурсов, конструкций, целостностей. Некинетический или когнитивный должен обеспечивать нужное действие или бездействие, как результат изменения управления этим ресурсом или целостностью. Влияние на принятие и исполнение решений в итоге.
41 Траектория движения человеческого тела может определяться ударной волной, но может определяться его личным волевым усилием, которое в свою очередь может быть обусловлено наведённым дулом пистолета или сообщением в мессенджере.
42 Существование когнитивной войны как практики, начиная «от бабуина», оправдано исключительно экономически. Кинетическое воздействие иногда дешевле в розницу и мелкий опт, но уже существенно проигрывает в энергоэффективности на больших массах людей и при нетривиальном характере целей управления.
43 Важно учитывать, что «принятие решения» — это не всегда, или точнее, почти никогда не является полностью осознанными, отрефлексированным процессом. Рептильный мозг принимает решения бить или бежать за доли секунды. Степень участия человеческой рациональности в принятии решений зависит от многих факторов и никогда не обособлен от остального.
44

Несколько определений

45 Когнитивное воздействие: обеспечение действиями протагониста принятие антагонистом нужных решений, а также затруднение и срыв принятия последним нежелательных решений.
46 Когнитивная война: организованное и массированное применение средств когнитивного воздействия на человеческие социумы для достижения стратегических целей.
47 Некинетические воздействия, препятствующие исполнению принятых решений, можно выделить в смежную, зависимую, но архитектурно отличную от когнитивного область организационной войны.
48 Организационная война: использование когнитивных и кинетических средств воздействия на противника с целью ослабить избранные аспекты организованного взаимодействия его функциональных компонентов, вплоть до протоколов непосредственной коммуникации индивидов.
49 Несколько более широкий и регулярный список может выглядеть так:
50 1.       Когнитивный аспект войны нацелен на управление принятием решения.
51 2.       Организационный аспект нацеливается на протоколы взаимодействия и организованность, которые призваны обеспечить синхронизированную работу группы по исполнению решений.
52 3.       Кибернетический аспект войны нацелен на содержание, средства, системы и протоколы передачи сообщений в [преимущественно цифровых] сетях связи.
53 4.       Кинетический аспект войны разрушает физические ресурсы, средства, конструкции, и пр., используемые для реализации решений.
54
55 В свете такого подхода ещё раз можно заметить, что считать когнитивную войну изобретением последних лет, значит сильно заужать категорию. Если мы определяем когнитивный конфликт как конкуренция за влияние на принятие решения, то можем вспомнить, что максима китайского полководца Сунь-Цзы «война — путь обмана» зафиксирована в его известном трактате ещё в VI веке до н.э. и вряд ли уже тогда была новацией. Рефлексивное управление в СССР и теория игр на Западе возникли как развитые дисциплины в 50-60-ых годах ХХ-го века, как ответ на новый уровень угроз, появившихся вместе с ядерным оружием, и имели цели и задачи, во многом пересекающиеся с тем, что сейчас часто подвёрстываются под понятие «когнитивной войны», и однозначно попадающими в вышеобозначенную рамку. Сложность ситуации состояла в том, что осуществлялось управление принятием решений противника, когда противник также пытается управлять принятием решения первой стороны, и оба этих факта известны каждой стороне.
56

Когнитивный vs психологический

57 Психологические аспекты и психологические операции в основном связывают с чувственной, эмоциональной сферой человека. PSYOPS (психологические операции) и CIMIC (военно-гражданская коммуникация) — различные стандартизированные на Западе организационные и теоретические формы, примерно одного и того же намерения: влиять на морально-психологическое состояние.
58 Однако, сами по себе эмоции бесполезны, если они не ведут к изменению поведения, через принятие индивидом решений, определяющих это поведение. Устойчивый эмоциональный фон или мгновенные аффекты могут влиять как на принимаемые решения, так и на психический/когнитивный ресурс для индивидуальной деятельности, потому важны для практик когнитивной войны.
59

Когнитивный vs информационный

60 «Информационная война» является популярным понятием, и как область практик многими аналитиками выделяется не вполне специфично. Здесь смешиваются и масс-медийные аспекты, и кибербезопасность (InfoSec) с кибервойной , и пропаганда, и такой относительно новый модус рассмотрения как человеческое внимание. Повышение концептуальной дисциплины требует разведения концепций и в этой области.
61 Если говорить в традиционных военных терминах, то связывание «когнитивной войны» исключительно с развитием медиа означает сведение всего комплекса воздействия к средствам доставки и/или к полезной нагрузке. Нельзя отрицать, что электронные средства коммуникации радикально изменили скорость, адресность, плотность доставки контента, но очевидно, что это лишь один из аспектов. Производители масс-медийного контента — пропагандистского ресурса — имеют большой «вес залпа» и площадь поражения, но мы видим, как эта гегемония на глазах подтачивается микро-операторами, вроде телеграм-каналов, особенно когда они работают в оркестрации. Любое оружие как комплекс воздействия, включая когнитивное, кроме боевой части и средств доставки, имеет и другие компоненты, начиная со средств наведения, что явно выбивается из сферы возможностей медиа-сетей самих по себе.
62 Что мы определим как «информационный аспект» зависит от того, какие цели мы ставим перед наличием такой категории в списке. Нет никакой «объективной истины», которую нужно узреть и корреспондировать со словом и знаком. Есть практики активного конструирования семиотических систем, оцениваемых по способности организовать деятельность. При всей популярности термина «информационный», содержательно этот домен хорошо разделяется на несколько более специфичных и лучше операционализируемых, и потому избыточен.
63

Война vs управление состоянием

64 Когнитивную войну часто рассматривают, как деятельность по поражению психики или знаниевого пространства противника. Однако имеет смысл включать сюда не только атакующие, но и защитные меры, а также некое положительное воздействие на агентов со своей стороны, союзника или кого-либо, которого сейчас имеет смысл поддерживать. «Внутренняя пропаганда» — всё ещё часть когнитивной войны и должна стать частью общей стратегии, разве что с иными целями и инструментарием, направленным «вовнутрь».
65 Обобщая, мы получаем войну, как особую организацию управления состоянием вовлечённых в конфликт агентов: как обеих напрямую оппонирующих сторон, так опосредованно вовлечённых, или представляющих собой пассивный ресурс.
66 Старая добрая «дезинформация» должна быть технологизирована как управление информационным полем, что должно иметь цели и горизонты планирования, специализированные по различным осям: аудитория, нужный эффект, временной горизонт и пр. Например, заброс неких триггерных установок может или должен быть подготовлен долгосрочной работой по установлению/корректировке контекста для их нужной интерпретации в обществе-цели.
67 В обобщённом ракурсе, подходы вида «эксплуатация ошибок восприятия» становится слишком узким представлением. В современном мире постправды и множественных нюансированных интерпретаций определять что-то как «истину», а иное — как «ошибку восприятия», как это делали деды в своём простом мире — значит попадать в ту же ловушку, которую сам расставляешь, и самонадеянно рисковать устойчивостью собственных практик.
68 Должна стоять задача управления когнитивными процессами целевых групп, а не просто поражения и разрушения, как широко принято считать. Можно представить, например, что провоцировать в одной части общества некритичную восторженность, а в другой, наоборот, некритичную депрессию по одному и тому же поводу — технологически более сложная игра, но может быть эффективнее для раздувания внутреннего конфликта, чем синхронная депрессия.

69

Доверие и архитектуры доверия

70 Если определять доверие не в наивном бытовом или психологичном стиле, то практики доверия — это практики согласования планов, контрактации будущих состояний и действий в контексте взаимозависимой деятельности индивидов в сообществе.
71 Архитектуры доверия, т.е. конфигурации таких протоколов согласования, нюансированы массой факторов, от расовых инстинктов «свой-чужой» и этно-культурных взаимоидентификаций, до особенностей реализации правового института в конкретной ситуации. В силу ключевого положения таких практик атаки на когнитивное ядро некоторого подмножества доверительных практик могут оказать существенное влияние на состояние сообщества.
72 Например, во многих социумах люди осознают своё будущее, сознательно или подсознательно, опираясь на фигуру политического или общественного авторитета. И это доверие не обязательно выражается в позитивном отношении, эмоциональной поддержке и т.п. Достаточно сильная или надёжная в этом отношении фигура может внушать доверие, т.е. оставлять высокую определённость в части планирования, при проекции себя в будущее, даже если это определённость оценивается индивидом негативно. Это само по себе важный стабилизирующий фактор.
73 В таком ракурсе «доверие» ценно не как «хорошее отношение к имярек в обществе», а именно как особый устойчивый и многомерный социальный протокол, имеющий или не имеющий институализации. Архитектура доверия в обществе может строиться на различных или даже противостоящих эмоциональных аттитюдах и их взаимодействиях (как в организованной политической конкуренции), и несмотря на эти различия обеспечивать общую устойчивость на уровне протоколов контрактации [общего] будущего сообщества.
74 Атака на протоколы и атака на эмоциональные отношения — различны по глубине и эффекту. Когнитивные воздействия могут или должны быть оценены и/или спроектированы в перспективе воздействия на архитектуры доверия в обществе.
75

Архитектуры когнитивной войны

76 Присутствие в изложении термина «архитектура» во множественном числе отражает уже устоявшее в инженерной среде представление о множественности архитектурных представлений. Это релятивистская неизбежность и конструктивная необходимость, зафиксированная в целом ряде стандартов (например, ISO 42010).
77 Различные представления порождены функциональной специализацией людей. Они отражают и разводят особенности различных их специализированных взглядов на объект и деятельность, тем самым снижая общую сложность и повышая управляемость. Управление группой связных архитектурных представления является отдельной важной компетенцией архитектора, так как управление группа работ и исполнителей — компетенция управленца.
78 Когнитивная война, как инженерная практика, и объекты в её поле должны иметь много специальных ракурсов рассмотрения и соответствующих архитектур, помогающих отдельным группам лучше выполнять свою работу.
79 В короткой статье можно лишь наметить некоторые из них.
80
81 Инструментальная метафора оружия может легко дать нам следующую архитектуру действия на основании традиционной:
82
  • Средства воздействия. Контент, полезная нагрузка, боевая часть: сообщение любого рода, имеющее влияние на объект воздействия (конфигурацию его механизма принятия решений — эпистему).
  • Средства доставки. Сети: социальные цифровые и нецифровые, широковещательные, электрические и вообще весь технологический стек.
  • Средства наведения. Социальная разведка, исследование аудиторий, таргетирование и пр.
  • Средства маскировки и прикрытия.
83
84 Архитектура «боевой части», т.е. факторов, влияющих на принятия решений может иметь вид, от самых стабильных:

  1. Конфигурация биологических, генетических факторов.
  2. Конфигурация этнических и культурных факторов, образование и социальный консенсус.
  3. Конфигурация текущей когнитивной загрузки: фон от 100 дней (примерный срок перестройки нейронных связей) до мгновенных аффектов.
85 Отдельная архитектура должна разводить синтаксические особенности сообщения (в каких знаковых порядках представлено), семантические (какие оттенки смысла несёт), эпистемические (какой результат воздействия на представления объекта должно возыметь в актуальном контексте).
86
87 Архитектуры доставки получили отдельный теоретический и организационный фокус в виде «сетецентричных войн».
88 Сетецентричные войны или «netwars», концепт от специалистов RAND (Arquilla, Ronfeldt «Networks and netwars») введённый в 1993 г.: «термин ‘сетевая война’ относится к возникающему виду конфликта на социетальных уровнях, в которой акторы используют сетевые формы организации и связанные с ними доктрины, стратегии и технологии, адаптированные к информационной эпохе.» Сетецентричные войны возникли до и несколько сбоку от области «когнитивных войн», но игнорировать аспекты организованности сообществ-целей или действующих групп, а также стратегии с этим связанные, в контексте «когнитивной войны» было бы самоубийственно.
89
90 Архитектуры наведения требуют различных организационных подходов и различных усилий.
Индивидуальное воздействие на лицо, принимающее решение (и не только на лицо, принимающее важное решение, как обычно подразумевается), организационно и технологически отличается от воздействия на малую группу (субкультуру), малое семантическое сообщество, и оба отличаются от подходов к массированному воздействию на большие группы с высоким разнообразием когнитивных конфигураций.
91 Когнитивная разведка: изучение ментальности агентов в среде оперирования. Пример: украинцы погружены в русскую культуру куда глубже, чем любые западные исследователи, потому служат для британских PSYOPS-операторов ценными кадрами, предоставляющими доступ в тонкости общей меметической культуры. Что, несомненно, сказывается на качестве воздействия.
92
93 Архитектуры маскировки и прикрытия могут содержать принципы создания сценариев управления вниманием и интерпретации сообщений, чтобы исключать нежелательные побочные эффекты, такие как корректная идентификация источника сообщений.

94

Заключение

95 «Партизанский подход» к когнитивной войне в первом приближении означает низовую инициативу некоторой части активного населения, минимум ресурсов и слабую организацию. Нельзя отрицать известный эффект от такой активности, но очевидно, что организация побеждает неорганизацию. Поэтому, в мае 1942 года был создан Центральный штаб партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандования, и даже при реорганизации, уровень концентрации управления не упускался ниже ЦК партии республик.
96 Партизанщина родилась, как реакция общества на видимые недостатки в работе государственных служб. Сложно представить, чтобы такого рода разрозненные структуры могли сами по себе создать качественную конкуренцию десяткам организованных, хорошо профинансированных и имеющих опыт и историю частных исследовательских, разведывательных и разведывательно-диверсионных компаний (Palantir, Strategic Communication Laboratories Group, Cambridge Analytica и пр.). Возможно, лучший исход – применение всё той же способности оперировать мизером доступного ресурса для достижения существенных целей, помноженное на некую местную форму «частно-государственного партнёрства».
97 История имеет массу примеров достижения целей войны невоенными или не только военными методами и малым ресурсом. В качестве оптимистичного примера успешного управления ситуацией с помощью относительно небольшого «кинетического» ресурса, можно привести события 23-вековой давности.
98 Верховный военачальник (шаньюй) хунну Модэ во время очередной войны с Китаем в 200 г. до н.э., имея в разы меньше воинов, сумел заманить и окружить авангард значительно превосходящего его китайского войска вместе с императором правящей династии Хань Гао-ди в небольшой горной котловине. После 7 дней жёсткой осады, не имея возможности дождаться подхода основных сил, Гао-ди выслал Модэ-шаньюю предложение замириться, и Модэ принял его, несмотря на возможность уничтожить императора. В результате последовавшего «договора мира и родства» хунны ушли к себе без особых территориальных приобретений, но Модэ-шаньюй получил от Гао-ди большую дань, царевну в жёны и титул «брата императора». Убив Гао-ди и его малочисленный гарнизон, он получил бы продолжение войны с основными силами, где место Гао-ди занял бы один из массы претендентов — с неясными перспективами для кампании.

Добавить комментарий