Эпистемические формы национальной идеи

К моей фланкировке перед «необходимостью нового Канона», на чём настаивал в своей лекции С.Б. Чернышёв, стоит предложить какой-то содержательный тезис. Продолжение к многим размышлениям подогревает ещё и недавний текст Алексея Чадаева о судьбе русской национальной идеи, печальной, как бурлацкие песни. В обоих выступлениях, хоть они очень разные, есть рифма. Скажу сразу, я уже лет 7-8 как вышел из возраста, когда хочется изобрести национальную идею и двинуть её в массы. Но энтузиазм в некотором роде приветствую — и об этом сейчас речь. Читать далее

Моё летнее собеседование

Пару дней назад случилось посетить в Москве лекцию Сергея Борисовича Чернышёва. Часть первая из курса «Летние собеседования ТЕХНОЭКОНОМИКА-2023» была озаглавлена «Разговор о смысле». Кто такой Чернышёв лучше почитать отдельно, начиная, например, отсюда, и быстро выйдя на связку «Сергей Чернышёв — Глеб Павловский». В общем, московский интеллектуальный бомонд, одно время бывший и бомондом политическим.

Читать далее

О нормах для Русской цивилизации

С подачи Алексея Чадаева в Сети развернулась беседа относительно вопросов об онтостатусе Русской цивилизации (существует — не существует — как существует) и об её культурной «импортозависимости» от Запада (обидно); как всё это влияет на политическую ситуацию вокруг СВО и какие есть обоснования для оной, глядя в перспективе судьбы цивилизации и ответственности за оную со стороны [предположительно] цивилизационно-мотивированных ЛПР.

Зайду в эту дискуссию московских философов со своим эпистемологически-усиленным самоваром. Предположим, что из этого набора более или менее развёрнутых позиций нужно выйти не к местному консенсусу среди спорящих, не к нахождению, пардон, «объективной истины», не к ещё одной манифестации свободного мышления, а к управляемому процессу создания знания, особым образом определяющего деятельность больших групп людей («цивилизаций») — и потому высокоабстрактного. Что бы можно для этого было сделать, теоретически?
Читать далее

Архитектуры когнитивной войны

 

1 Войны давно превратились в соревнование технологий.
2 Победоносная технологичность при этом относится не только к вооружению, но и к организации боя, стратегии, военной логистике, организации войск и тыла, пропагандистской работе. Технологичность многомерна.
3 Потому, термин «когнитивная война» без учёта роли технологий имеет ещё меньше смысла, чем современное оружие, военная связь или разведка.
4 Технологии сами по себе бесполезны без дисциплины и организованной практики их использования. Организованное применение технологий для целенаправленного изменения мира — это инженерия. Когнитивная война, если мы собираемся рассматривать её в технологическом ракурсе, должна рассматриваться не просто как особая битва идеологических богатырей, а как область организованной разработки и применения когнитивных технологий — как военная когнитивная инженерия.
5 Термин «архитектура» нередко всплывает в политико-философском или геополитическом дискурсе, но также нередко его использование выглядит как стилистическое украшение. Архитектура в инженерном смысле — это дисциплина, практика или артефакт, снижающий сложность знания об объекте, находящимся в фокусе конструирования или управления. Смысл существования инженерных архитектурных представлений — не в занятии места в дискурсе или в стилистическом эффекте, а в целенаправленной поддержке сложной инженерной деятельности с помощью моделей объектов и действий над ними.
6 Архитектура когнитивной войны — группа связных знаниевых представлений, отражающая состав и структуру среды конфликта, целей, акторов, средств, инструментов, методов и пр. в виде, который позволяет деятельной группе эффективно выполнять и масштабировать практики когнитивного противостояния самих по себе и в объемлющей структуре.
7 Вести войну без таких представлений возможно. Но масштабирование практик в любом из измерений (организационное, технологическое, временное и пр.) без них приведёт к блокирующему росту сложности, затрат, потерь управления.
8 Данная статья делает несколько приближений в направлении таких артефактов.
9

Об определении основного понятия

10 «Определение — это гробик для умершей мысли» (Г.П. Щедровицкий)
Настаивать в рассуждениях на «истинности» неких определений малополезно по многим причинам, однако характер изложения требует уточнить смысловые рамки и связи понятий, как минимум в качестве предложения.
11 «Cogito» из предиката «когнитивный» часто переводят или ассоциируют с мышлением или сознанием. При всей кажущейся бытовой очевидности, попытки введения понятия «сознания» в технологическую сферу, с назначением ей объективного, инженерно-доступного денотата, слишком часто приводят не более чем к производству философской руды в промышленных масштабах.
12 Выбор если не определений, то опорных аттракторов в семантическом поле, однако, важен. Такой выбор может определять многое в архитектуре дальнейшего понимания и действования. Исторические казусы противостояния номинализма и реализма; споры о первичности бытия против первичности сознания, корпускулярно-волновой дуализм электрона — каждый из этих вариантов знания или отношения к знанию определял пути и особенности развития сообществ с исторически прослеживаемой динамикой.
13 Выбор подхода к cogito в когнитивной войне, несомненно, имеет существенное влияние на организацию мышления и деятельности, так как определяет их архитектуру, и потому требует, как минимум, осознанности.
14 Это выбор устойчивой и разделяемой в сообществе формы внимания к объекту и к деятельности по его инженерному изменению.
15 Кевин Келли в своих работах («The virtual weapon and international order», 2017) предлагает несколько неуклюжий, семантически разделённый метоним, где этот объект — «вся информация, доступная человеческому мозгу». Дин Хартли в «Cognitive Superiority» (2021) определяет объект в фокусе конфронтации как «цель — человек, как био-психо-социо-техно-информационное существо».

Читать далее

Ницше, нетократы и сверхчеловек

39

Бард и Зодерквист в «Netocracy» часто поминают Ницше, очевидным образом располагая Злого Немца в ряду праотцев своей бунтарской идеи. Это правомерно, но вызывает у меня смешанные чувства, с большим содержанием ревности застенчивого ребёнка, которого забыл на галёрке его папа, выступающий со сцены, увлёкшись галдящими у сцены сверхактивными поклонниками. Читать далее

38. Новая представительская демократия и почему она не меритократия

https://t.me/itiner_ignis/88

Модерновый сдвиг перераспределения власти состоял в том, что люди, которые а) не состояли в феодальной иерархии и б) начали получать доход и собственность не с земельной ренты, как аристократия, а с торговых отношений, потребовали себе нового места в социальной пирамиде, которая была занята как раз феодалами.

Первые инстинктивные движения в этом направлении состояли в игре по феодальным правилам: покупка земли и титулов за деньги, вместо привычного получения лена за преданность королю. Это отчасти привело к девальвации титула как такового, а на позицию во властной пирамиде стало влияло исключительно номинально, ибо позиций всегда меньше.

Однако, даже относительно распространённый характер такой торговли не мог решить социальную проблему: новых собственников оказалось слишком много, и никакая «титулярная революция» по существу ничего не решала. Буржуазные революции привели к увеличению количества лиц, вовлечённых в политический процесс, с выстраиванием структуры уменьшения их количества до размеров, когда возможен локальный консенсус. Парламент — как раз попытка снизить разнообразие участников с «общенародного», где договориться нельзя по логистическим причинам в первую очередь, до относительно малого круга «представителей», которые могут физически находится в одном месте и выстроить какую-то конструктивную коммуникацию в реальном или близком к реальному времени. Читать далее

Дискурсивный анализ выступления А.Г. Лукашенко на ВНС 2021

Любое публичное выступление – это, как правило, заранее подготовленный текст. Да, в большинстве случаев, затем есть отступления-импровизации, в которых есть и размышления, и уход от темы, и шутки, и эмоции. Однако у каждого оратора, который поднимается на сцену, изначально есть цель: изменить отношение аудитории к теме, подвигнуть публику к действиям, убедить в собственной правоте, важности проблемы… Цели могут быть разные, но публичное выступление, утверждают специалисты, всегда инструмент. Как любой инструмент, он хорошо работает в руках мастера.

[…] попросил проанализировать посыл прошедшего Всебелорусского народного собрания конфликтолога, консультанта по управлению, специализирующегося в области психо и социальных технологий Юрия Беспалова, задав специалисту наивные вопросы. Что скрывается за фразами? Можно ли услышать больше, чем сказано? Где спрятан смысл? Смысл в устах говорящего или смысл в ушах слушающего?

Итак, можно ли характеризовать выступление  по статистике наиболее часто произнесенных слов?

Если следовать принципу «у кого что болит, тот о том и говорит», то можно учесть статистику слов, но только в соотношении с общим исследованием семантики текста.

Например, часто употребляемые слова — «развитие» (36), «будущее» (26), «безопасность» (25), советский (19), «семья» (16), война (15), «ресурсы» (15), «контроль» (13), «заработать» (12), «протестун» (9).

Так или иначе всё это — волнующие темы, можно сказать, повестка дня и даже отражение форм реализации текущих задач. На то же указывает и базовый лозунг Всебелорусского народного собрания («Единство. Развитие. Независимость»). Читать далее

33. Общество с технологическим регулированием

Традиционные, домодерновые общества связывали своё будущее с внешней средой, от которой сильно зависели. Все боги управляют природой, её частями и проявлениям, и через это определяют жизнь человека. Изменить мир возможно только их милостью, через благоволение Фатума: человеческое усилие здесь не столько в труде, сколько в молитве и жертве. Вопросы полиса решал жребий. Власть вне [человеческого] контроля.

Возвышение цивилизации над природой, с увеличением управляемости близкого человеку мира, привело к конструкциям вида «наместников бога на Земле» и «божественного права королей». Правители стали весомее самого бога. Социальное состояния оценивалось в терминах «кто там царь», изменение состояния требовало смены фигуры правителя. «При Екатерине-то было лучше». Для индивида в феодальной иерархии двигаться к изменению означало вести карьерную борьбу. Для индивида на её дне — [некрепсотным] крестьянам, можно только переходить от одного феодала к другому в Юрьев день. Власть — контроль над объектом.

Эпоха Просвещения, промышленная революция привели к увеличению количества ресурса в обществе, причём ресурса децентрализованного. Буржуазия потеснила из схемы миропонимания бога, заместив его cogito, а из схемы власти — наследственную поместную аристократию, привязанную к земле и ренте с неё, перекрыв эту ренту рентой с подвижного промышленного капитала. Рационализация мира — позитивистская наука, стала главным методом объяснения и изменения мира, окончательно вытеснив божественную волю. Социум стал пониматься в терминах «общественного строя» — социализма, капитализма и пр. — демифологизированных, деперсонифицированных конструкций. Властные отношения материализовались в «общественные договоры» разного калибра, ставшие главным рациональным протоколом изменения социума человеческим усилием. Власть — контроль над логистикой и положением объекта.

В Постмодерне рационализация переварила всё и принялась за саму себя (деконструкция Дерриды). Мир понимается в терминах не науки, смотрящей в мир «непосредственно данного», а в терминах «опосредованно данных» интерпретаций. Бог, царь и разум умерли. Изменение мира — это прежде всего изменение дискурса в достаточно массовых масштабах, чем заняты медиа-холдинги и сетевые манипуляторы. Власть стала контролем над представлениями субъекта об объекта и его положения, в пределе избавляясь даже от необходимости иметь какой-то объект. Достаточно представления, симулякра, дериватива. Понимать социум в терминах «социальных строев», движение к которым лоббируют «политические партии» стало бессмысленно. Разнообразие социумов мультиплицируется разнообразием оценок их состояний. Деспотия для одних — свободное общество для других, и наоборот. Модерновый объектно-зависимый консенсус уничтожен манипуляциями представлением. Но Постмодерн не имеет в себе созидательных средств. Он деконструирует, не имея средств пересборки. Поэтому, это короткое и преходящее кризисное состояние.

Движение из постмодернового хаоса в новый эон будет опираться на технологически-зависимое и знание-центричное мировоззрение. Границы управляемого социумом пространства будут пролегать не под территории (как в Премодерне) и не по рынкам (как в Модерне), а по человеческому вниманию, по группам управляемых представлений индивида, определяющих его поведение. Мыслить перспективные состояния общества следует не в терминах объекта — где мы и как что имеем; не в терминах отношений — какой у нас консенсус относительно того, где мы и как делим, что имеем; а в терминах управляемого знания: технологически производимых и размещаемых представлений, определяющих далее и конфигурации консенсусов, и объектные ситуации.

Вместо ожидания «хорошего царя» или рассуждений о коммунизмах и правах человеков, следует начать проектирование общества с технологическим регулированием.

31. Схема для осознанного выбора

История человечества в значительной мере — история борьбы за власть. Власть — способность управлять распределением ресурса в социуме. Т.к. в виде ресурса можно представить себе решительно всё, разные специализации в ресурсном плане или в способах получения и удержания такого контроля образовывают различные центры власти, под чем мы понимаем группы из относительно малого количества людей, в совокупности обладающих способностью распределеять большое количество ресурса.

Схема контроля за территориально привязанным ресурсом выкристаллизовалась в государство. Схема контроля за мировоззренческой лояльностью — в церковь. Европа 12-14 веков была ареной борьбы гвельфов против гиббелинов — двух наиболее развитых властных систем, доросших до прямого и масштабного столкновения. Говорить про безоговорочную победу нельзя, но мир между государством и церковью был заключён на условиях государства, чему помогли богоборчество и атеистичестический пафос Эпохи Просвещения. Эта эпоха, однако, привела к усилению других схемы контроля за ресурсом. Промышленная революция — к усилению промышленников, а изобретение печатных денег — финансистов. В жестокой драке к концу 20 века финансисты а) в результате внутренней борьбы выстроились в жёсткую глобальную иерархию, реализующуюся ныне через структуры инвестфондов; б) вышибли из лидеров гонки промышленный капитал, где он был в 18-19 веках и в) с большего подчинили себе национальное государство. Цель войны со стороны глобальных финансов, как заявляют нам в своих благочестивых эвфемизмах ответственные вроде г-на Шваба (https://fitzroymag.com/mir/great-reset-kak-perehod-k-novomu-divnomu-miru/), является передача властных рычагов глобальным корпорациям. Эта война ещё не закончилась, промышленный капитал бунтует, отдельные государства ставят палки в колёса. Мы можем не только наблюдать её эпизоды, но и участвовать в ней тушкой или чучелом.

Разрушение государств, т.е. лишения элит, опирающихся на территориально-зависимые, геополитические властные стратегии, существенного или самостоятельного контроля за администрируемым ресурсом, производится, в зависимости от ограничений, различным способами. Модерновые войны позволяли выдаивать государства руками других государств. Когда войны стали чреватыми неизбирательным ядерным поражением всего, более приоритетным стало финансово-экономическое оружие. Количество искусственно созданных экономических кризисов исчисляется десятками, механики разобраны, фигуранты известны. Да и особо не скрываются. Бен Бернанке несколько лет назад на одном из светских мероприятий заявил от лица ФРС: «Да, Великую Депрессию сделали мы».

Рассматривать, например, Азиатский кризис 1997-1998 гг как атаку США на группу стран бессмысленно, здесь геополитическая логика не работает. Группа глобальных спекулянтов атаковали Индонезию, Малайзию, Южную Корею, Таиланд с разных сторон, и по линии национальных валют, и по линии «демократических перемен», и через «услуги» МВФ, и используя в том числе американские силовые структуры для организации беспорядков и диверсий.

Когда ресурс распылён среди населения, что имело место в США до 20 века, финансовый капитал использует силу государства, для того, чтобы изъять этот ресурс. Создание и законодательное закрепление Федеральной Резервной Системы, последующий манёвр с отходом от золотого стандарта с изъятием золота у американского населения, вместе с массовыми поглощениями, привели высочайшей степени концентрации управления ресурсом. Не ресурса как такового: финансовые картели не нуждаются в миллионах холодильников или автомобилей, но будут грызть друг друга и всех остальных за контроль над финансовыми потоками, а значит и над жизненным циклом всех связанных ресурсов, от руд до деривативов.

С начала 1980ых, когда ФРС получила возможность эмитировать практически любое количество денег, без привязки к какому-либо обеспечению, кроме «авторитета государства США», для верхушки фининтерна деньги окончательно потеряли самостоятельную ценность. Более приоритетным в вопросах борьбы за глобальную власть стали средства превращения неограниченно доступного им финансового ресурса в расширение контроля.

В случае слабых государств используется подкуп элит: их жадность и глупость позволяют выменять долговременный контроль на дешёвые деньги.

В случае сильных государств, где управление сконцентрировано у этатистских элит, против государства работают обиженные (они почти всегда на что-то обижены) народные массы. Необразованность масс под любого рода благопристойными лозунгами используется как таран для ослабления или уничтожения (как в Ливии) государственных институтов и механизмов власти. В результате поражения государства и сам народ, за исключением круга обслуги фининтерна, ожидаемо нищает, лишаясь если не национального ресурса напрямую, то средств стратегического управления оным. Холодильники из дома финансисты не вынесут, но права собственности на землю могут быть изъяты (foreclosure) тем или иным способом. Билл Гейтс в 2020 году стал самым крупным землевладельцем в США. Скупка земли разрешена в освобождённой от тоталитарного гнёта Украине.

Народ, который не хочет кормить свой кровавый режим, будет кормить чужой, ещё более кровавый.

Два тезиса:
1. Белорусскому и российскому государству удалось сохранить некоторую, более высокую чем где-либо ещё (в ряду с Турцией, Ираном, Китаем — известными врагами цивилизованного мира) степень местного контроля. Те из граждан, кто сейчас атакует государство в этой войне работает на глобальный финансовый капитал. Это либо сознательные игроки, либо полезные идиоты, разрушающие своё будущее. Элита, которая сидит в сейчас в креслах наших президентов, может быть запятнана кровью, может быть уличена в коррупции или чём там ещё — во всём, в чём может быть уличён народ в целом, как организм с его культурными установками. Местная элита — часть местного народа. Такие, которые если и строят дворцы, то здесь. В отличии от местных, каких угодно князьков и императоров, другая часть элит выводит средства за пределы страны и ищет легитимации через внешние, и ныне негосударственные центры власти: например, через СМИ с глобальным авторитетом.

Местную власть, при всех изъянах, можно и нужно воспитывать, строить, улучшать. Для этого у мотивированных граждан есть средства, и их больше, чем социально-суицидальная диверсионная протестная работа. Борьбу против плохой местной власти быстро и неизбежно, в силу незрелости участников, перехватывают внешние игроки, и смена элиты практически однозначно в наше время приводит к потере управления государством. Кто-то ставит именно на это, на то, чтобы войти в местную обслугу фининтерна на правах либерал-гауляйтера. Я не буду их осуждать.

Но тем, кто не вполне готов к такому повороту, стоит задуматься о качестве своего представления о последствиях своих действий. Возможно, в следующий раз, когда пылкое сердце поведёт вас на плошчу против кровавого режима, в мозгу зажжётся хотя бы небольшая искра стратегического видения и ответственности перед будущим.

2. Победа финансового капитала неизбежна: структура материальных и отношений в цивилизации долгое время была предрасположена к преуспеванию именно таких форм власти. Она практически уже произошла, «Joe, I know you won» (D.Trump), но эта победа не будет окончательной, не будет концом истории. Столь же людоедский промышленный капитализм когда-то был поражён более жестоким и способным хищником — финансовым капитализмом, как ещё ранее первый зажал пасть на горле государства. Сейчас настала очередь финансистов быть отодвинутыми новой силой. Религии, государства, различные капиталисты — все останутся на цивилизационной карте как схемы существования власти, но рычаги будут перераспределены. Какой будет эта сила, пока не ясно.

Те, кто сейчас пытаются примкнуть к этому победителю, несущему народам либеральные свободы и демократии, делают это в самое неподходящее время. Входить в финансовую пирамиду последним — большая глупость.

Сила известной практической необходимости

Френсис Фукуяма в начале 1990-ых определил наступление «конца истории», заключавшегося в окончательной победе либерального мироустройства. Тезис о том, что этот конец не состоялся, давно стал расхожим. Другим представлением, близким по духу и, благодаря многочисленным визионерам, широко распространённым, является установка на «сингулярность» — взрывной (по историческим меркам) качественный переход глобального общества в иное состояние. При этом, в широком консенсусе относительно неизбежности этого эсхатологического перехода не присутствует однозначность по части характеристик нового мира: возврат в тёмный и железный век мародёров, выживающих после ядерной войны, конкурирует со светлым гиперобществом нового всемирного социализма и серым технофашизмом посткапиталистических элит.

Этот консенсус во многом являет собой извечную вариацию на тему конца мира, начиная с красочных откровений Иоанна Богослова. Само наличие этих текстов говорит о том, что наше предчувствие конца истории живуче, возбуждает воображение, и даже необходимо, как часть понимания мира и существования в мире.

В отличии от многих культур, живущих в цикличном бесконечном времени, нам нужна цель. The end*. Это требование неизменно, как смерть. The end**.

И нам нужна жизнь после смерти, и сверхцель после цели. Обязательно.

Являясь визионером из этой когорты и находясь в консенсусе Великого Перехода со своим вариантом разрешения неопределённости относительно его последствий, я прочитал тысячи и написал сотни строк по этому поводу. Они — нерелигиозны и малоидеологичны; они технологичны, социоэволюционны и психотрансгрессивны.

Конструируя каждую содержательную реплику на эту тему, мне приходится стартовать с этого незыблемого основания, опирая на него всё остальное. При этом, текст по инерции начинается с аргументации, почему тезис о конце времён вообще релевантен. Многие высказывания иных авторов, также следуют такой разгонной схеме: «всё изменится, поэтому…». Они не всегда предельно общи, но и в своей специфике («капитализм больше нежизнеспособен», «это государство не может больше существовать», «нужна фундаментальная теория», «подрывные технологии перевернут общество» «мировая экономика на пороге коллапса», «нужен новый мировой порядок», «сатана тут правит бал» и пр.) аргументированно обобщаются за свои тематические рамки за один-два шага, без особых натяжек.

Такая текстовка уже стала избыточной: просто надоело писать, каждый раз растрачивая время и интеллектуальное усилие не повторение. Пора ввести простую синтаксическую позицию, которая бы, экономя на усилии пишущего и читающего, однозначно устанавливала бы это основание: «мы все знаем, что всё изменится, поэтому…»

С тем, кто не знает, что всё изменится, должен быть какой-то другой разговор, в другом месте, в ином времени и [без]действующих лицах. Это счастливые вневременные люди.

«Мир изменился. Я чувствую это в воде, чувствую в земле, ощущаю в воздухе. Многое из того, что было, ушло, и не осталось тех, кто помнит об этом.» — произносит Галадриэль из толкинского «Властелина Колец». Эта формула не подходит.

Мир не просто изменился, он должен измениться. Более того — мы должны его изменить. Не просто пережить конец старого времени, а начать новое время, после конца и смерти. Кто такие эти «мы» и как «изменить» — не понятно. Выяснить это — часть задачи, которую нельзя изъять из тела и намерения изменения. Кто-то будет двигателем, кто-то пассажиром, но проехаться по весёлым горкам будущего придётся всем.

Я буду использовать эпиграф «в силу известной практической необходимости«, как эвфемичный магический пасс для призвания в мозг и текст духа необходимого стратегического действия и обоснования всего сотрясения устоев.

* англ. end — цель
** англ. end — конец

«>